Очистка - Страница 2

Один из играющих ребятишек вырвался, словно комета, из общей группы и врезался в колени Холстона. Тот глянул вниз и протянул было к ребёнку руку — это был сын Сьюзен — но тот всё так же по-кометному с визгом умчался прочь, вновь втянутый в орбиту остальных играющих.

Холстон вдруг вспомнил о лотерейном выигрыше, который выпал им с Аллисон в тот год, когда она умерла. Он по-прежнему хранил билет, носил его повсюду с собой. Один из этих детишек – ему или ей было бы уже года два от роду – могли бы быть их с Аллисон, бегал бы сейчас за старшей ребятнёй... Они, как и все родители, мечтали, чтобы судьба благословила их двойней. Конечно, они пытались — ночь за ночью после того дня, когда им выпал счастливый номер. Другие родители желали им удачи, остальные — те, кому не повезло с лотереей — молились, чтобы пустой год побыстрее прошёл.

Они с Аллисон даже стали суеверными — на что только не пойдёшь, к какой только помощи не прибегнешь, если хочешь иметь ребёнка! И чеснок над кроватью подвешивали — он, как говорили, способствовал зачатию; и две монетки клали под матрас — чтобы родилась двойня; Аллисон повязывала в волосы розовую ленточку, а Холстон рисовал себе голубые полосы на скулах... Словом, испробовали всё — и смехотворное, и дурацкое, и отчаянное. Единственное, что в таких обстоятельствах выглядело бы ещё более по-идиотски — это не пытаться ничего сделать, не прибегнуть ни к каким ухищрениям, какими бы глупыми они ни казались.

Но, видно, не судьба. Не окончился ещё их год, как счастливый номер перешёл к другой паре. И не потому, что они плохо старались. Не хватило времени. Ушла из жизни жена.

Холстон отвернулся от суетящихся детей и от нечёткой картинки на экране; он двинулся к своему кабинету, расположенному между кафетерием и воздушным шлюзом Шахты. По дороге он обратился мыслями к той давней сцене борьбы, произошедшей здесь, — а теперь это была ежедневная борьба с призраками, которую он вёл уже три года. Он помнил: если повернуться и пристально вглядеться в панораму на стене; если прищуриться и постараться проникнуть взглядом сквозь расплывающееся, неясное изображение — линзы камер постоянно заносило пылью, грязью и гарью, носящимися в воздухе — и вглядеться в тёмную лощину, разрезающую склон бурой дюны, эту складку, ведущую к вершине и дальше — к мёртвому городу, то можно различить недвижное тело Аллисон. Да, там, на холме — его жена, лежит, подложив под голову руки, застывшая, словно камень. Воздух и токсины пожирают её тело.

Может быть.

Дело в том, что различить что-либо там, вдалеке, было практически невозможно; это было трудно даже тогда, когда линза ещё была чистой, не забилась грязью. К тому же, не всему, что показывал экран, стоило верить. Фактически, здесь было большое поле для подозрений. Поэтому Холстон попросту предпочитал не смотреть. Он прошёл сквозь место, населённое призраками и ужасными воспоминаниями, место, где развернулась сцена внезапного сумасшествия, и вступил в свой кабинет.

— Нет, вы только посмотрите на эту раннюю пташку! — сказал, улыбаясь, Марнс.

Помощник Холстона задвинул металлический ящик шкафа с делами; старые стыки тоненько взвизгнули, словно заплакали. Марнс взял со стола исходящую паром кружку и только тогда заметил, что Холстон сегодня в особо мрачном, даже торжественном настроении.

— Вы как, босс, хорошо себя чувствуете?

Холстон кивнул. Он указал на стенд с ключами, висящий позади стола.

— Ключ от камеры ожидания, — сказал он.

Улыбка на лице помощника сменилась недоумённой миной. Он поставил кружку и повернулся, чтобы взять нужный ключ. Пока Марнс не смотрел на него, Холстон разжал ладонь — на ней лежала звезда шерифа, погладил её холодную, шершавую сталь, а затем положил звезду на стол. Марнс повернулся обратно и протянул ему ключ; Холстон взял его.

— Мне сбегать за шваброй? — спросил Марнс, махнув большим пальцем в сторону кафетерия.

Если в камере никто не сидел, то они заходили туда, только чтобы убраться.

— Нет, — сказал Холстон. Он мотнул головой в сторону камеры ожидания, приглашая помощника последовать за собой.

Марнс поднялся, стул жалобно скрипнул.

Настала пора Холстону завершить своё путешествие. Ключ легко повернулся в замке. Замок, отлаженный и хорошо смазанный, резко щёлкнул. Короткое, еле слышное пение петель, решительный шаг внутрь, толчок, снова щелчок замка, и всё — пытка позади.

— Босс?

Холстон протянул ключ между прутьями решётки. Вид у Марнса был озадаченный, однако он поднял руку и принял ключ.

— Что происходит, босс?

— Приведи сюда мэра, — приказал Холстон. Он наконец позволил себе глубоко, свободно выдохнуть. Он держал в себе этот выдох целых три года. — Скажи ей, что я хочу выйти наружу.

2

Изображение на стене камеры ожидания было чётче, чем на экране в кафетерии, и Холстон провёл свой последний день в Шахте, размышляя об этой загадке. Может ли так статься, что камера на этой стороне была менее подвержена действию токсичных ветров? А может, каждый осуждённый на смерть, выйдя на очистку, с особой добросовестностью относился к той видеокамере, которая давала возможность смотреть на их последний в жизни пейзаж? Или, возможно, это дополнительное усилие — дар следующему изгнаннику, который проведёт завершающий день своей жизни в этой клетке?

Холстон предпочитал последнее объяснение всем остальным. Потому что оно возвращало его к мыслям о жене. Оно напоминало о том, зачем он здесь, по другую сторону решётки, причём добровольно.